Однажды Император спросил Первого Министра: «Драгоценный Пу, расспрашивая тайно городских сплетников, узнал я, что народ Поднебесной недоволен тем, как министр Шэ Гу боролся с пожарами, охватившими наши леса и горы. Люди говорят, что долгие годы он, вместо того, чтобы готовить чиновников и стражников к преодолению бедствий, предавался праздности, а деньги, предназначенные на ведра и багры, потратил на роскошные повозки и коней. Не следует ли нам наказать Шэ Гу?» Первый Министр опустил голову, и, осторожно покачивая чайник, ответил так: «Министр Шэ Гу верно служил еще предыдущему императору. Если наказать его, то прочие чиновники подумают, что вы не цените верной службы, а народ преисполнится презрения к властям. Этого допустить нельзя» Император расстроился: «Но что же нам делать? На базарах и в чайных все только и говорят, что о Шэ Гу.» «В таком случае», – усмехнулся Первый Министр, – «Необходимо его наградить.» Государь удивился: «На сотни ли у нас расстилаются гари, бессчетное количество зверья и птицы сгорело в пожарах, тысячи людей остались без крова, а кое-кто, говорят, и погиб! Как же можно награждать Шэ Гу?» Первый Министр покачал головой: «И небывалая засуха, и многочисленные пожары, несомненно, являются свидетельством того, что Поднебесная прогневала богов и будд. Люди не почитают старших, не платят подати, нравы испортились. Для того, чтобы наказать нас, Небо послало бедствия. В таком положении строить оросительные каналы и тушить пожары означало бы показать, что мы не не уважаем волю богов и будд. Таким образом, министра Шэ Гу следует наградить за то, что он не пренебрег волей Небес.» Император был так поражен мудростью речей Первого Министра, что повелел отныне называть его: «Алмазный Небожитель, Хранящий Империю», а министру Шэ Гу пожаловал пять тысяч лян золота и титул вана
Однажды Император спросил Первого Министра: «Дорогой Пу, я слышал, что вы недавно ездили в восточные княжества?» «Это так, государь», – ответил министр, разливая чай по чашкам. «Говорят также, что вы изменили своей привычке ездить на варварских колесницах, и отправились на повозке, сделанной нашими мастерами?» «И это правда. государь,» – скромно ответил Первый Министр, – «И должен вам сказать: наши колесницы ни в чем не уступят варварским!» «Тогда скажите мне, дорогой Пу, зачем вы взяли с собой полк дворцовой стражи на варварских колесницах, половину наших докторов и заклинателей и любимую наложницу? На базаре только и говорят о том, что ваша поездка больше напоминала военный поход!» Министр вздохнул: «В старину говорили: «Устает пахарь в поле и кузнец в кузнице, купец в лавке и женщина за домашней работой. Лишь язык клеветника не знает усталости». Ваше Величество, из столицы недостойный выехал в полном одиночестве. Но колесница моя, собранная мастерами Поднебесной, летела так быстро, что вскоре нагнала войско, посланное вами две недели назад в восточные княжества проверить – не ввозят ли туда незаконно повозки с островов Дзипангу. Командир этого отряда оказался сыном моего покойного друга и побратима, и даже под страхом смерти отказался отпустить меня дальше одного, из опасения, что на недостойного могут напасть удальцы из горных станов, что пытались начать Великое Дело этой весной и даже убили нескольких стражников. Пришлось мне ехать дальше под охраной.» «Будучи сыном вашего побратима, этот командир является вашим племянником,» – кивнул император, – «А со смертью родителя, вы, дорогой Пу, стали для этого командира отцом. Таким образом, в его сердце сыновняя почтительность уступила сердце сыновней любви и он нарушил ваш прямой приказ, хоть это и грозило ему смертью. Мы не будем его наказывать, а вы не должны на него сердиться, обещайте мне это». Министр Пу поклонился, и Император продолжил: «Но если вопрос с воинами прояснен, то скажите мне, дорогой Пу, зачем вы взяли с собой врачей и заклинателей?» Министр отпил чаю и ответил: «Из-за того, что я теперь ехал вместе с отрядом на варварских повозках, движение мое замедлилось, и нас вскоре нагнал караван, отправленный нами бороться с пожарами и болезнями, что из-за жаркого лета бушуют в восточных провинциях. По моему совету, наш командир взял их под свою охрану, чтобы врачи и заклинатели не стали добычей разбойников. Поэтому, дальше мы путешестовали вместе.» Император кивнул: «И это тоже прояснилось, дорогой Пу. Остался лишь один вопрос: скажите мне, зачем в такое опасное путешествие вы взяли с собой наложницу?» Министр опустил глаза и тихо ответил: «Государь, я не брал с собой наложницу. Она нагнала нас, когда мы проехали половину дороги, ее повозка едва не разваливалась, кони были загнаны, одежда в беспорядке. Бросившись передо мной на колени, она кричала, что не может жить в разлуке и укоряла за то, что я оставил ее в столице одну. В гневе, недостойный выхватил меч и хотел убить наложницу за недостойное поведение, но недостойному не хватило твердости, и он пощадил женщину и дальше мы путешествовали вместе. Боюсь, государь, что человек, который не может управлять собственным домом, не имеет права советовать государю. Утром я написал прошение об отставке.» и Первый министр положил перед Императором сложенный вчетверо лист бумаги. Но Император, не читая, бросил прошение на жаровню, где оно сгорело. Затем Сын Неба встал, подошел к Первому Министру и, обняв его за плечи, сказал: «Дорогой Пу! В нашем мире, полном горя и бедствий, так редко встретишь искреннее чувство. Ваша наложница оставила дом в столице и, загоняя коней, поспешила по дороге на восток, только чтобы увидеть вас – это ли не чудо? Не уподобилась ли она этим знаменитой красавице древности Мулан? Прошу вас, Пу, не будьте так жестоки ни к ней, ни к себе, ибо хоть вы и носите звание «Алмазный Небожитель, Хранящий Империю», все же вы человек, и думать иначе было бы оскорблением богам и буддам.» Первый Министр при этих словах не сдержал слез, и с тех пор во всех письмах к друзьям подписывался: «Пу, человек»